Со стороны двора захлопали одиночные выстрелы. Пять. И ещё два щелчка, слышных больше из-за эха в пустой каменной коробке, чем из-за самого выстрела.
Я выдрал кинжал из цепкого черепа и рванул за угол, где столкнулся с отступающим впритирку к стене засранцем, неотрывно следящем за оконным проёмом, из которого только что вёлся огонь. Клинок вошёл ему под левое ухо и, совершив оборот на сто восемьдесят градусов, почти отделил бесполезный нарост от шеи. Потерявшее управление тело сделало ещё два шага и повалилось с запрокинутой на спину головой. Всё ещё бьющееся сердце выплёскивало на стену сокращающиеся с каждым ударом порции крови.
Глядя на "улыбающегося" во всю шею мертвеца, мне отчаянно захотелось обнять его, словно друга после долгой разлуки, но я сдержался.
— Чисто! — крикнул я Ткачу, сосчитав остальные шесть трупов во дворе. — Собери патроны и валим отсюда.
Если пойманную в сети рыбу швырнуть на нагретый полуденным солнцем камень, можно долго наблюдать, как она раздувает жабры и таращит глаза. Только самые первые секунды живность, лишенная привычной среды обитания, трепыхается, выражая, таким образом, свое несогласие с новым порядком вещей. Потом просто агония. Пусть и растянутая во времени. Но стоит бросить полудохлую рыбешку обратно в воду, она моментально сориентируется и свалит под корягу.
Я посмотрел на идущего впереди Ткача. После стычки с карпинским отребъем он снова стал похож на самого себя полуторагодичной давности. Будто в его сосуды вместо бодяги залили кровь молодого бычка. Даже цвет лица поменялся. Встреча с понятным и привычным противником взбодрила и меня. С ними приятно было иметь дело. Всё равно, что сменить чужие жмущие сапоги на родные разношенные берцы. Но держать в руках ключ-карту от хранилища было ещё приятнее. Хотя и тревожно. Завышенные ожидания никогда ни к чему хорошему не приводят, поэтому я постарался не поддаваться эйфории, когда после вставленной в прорезь пластины дверь щелкнула замками и сдвинулась.
И я был прав. В предбаннике нас ждали только запах плесени, сырого бетона и оглушающая пустота. В шлюзовой камере транспортного тоннеля на брюхе и голых дисках стоял одинокий сожженный БТР. Запах гари тут давно выветрился через те самые приподнятые ворота, под которыми мы не смогли пролезть, но почерневший корпус не оставлял сомнений в судьбе машины. Судьба экипажа, таращащегося на мир пустыми глазницами, была не менее очевидна. Общая картина заброшенности и тлена не вселяла оптимизма, и, под гулкое эхо собственных шагов, мы с напарником двинулись вглубь подземного комплекса по довольно широкому тоннелю. Заканчивался он просторной площадкой, позволяющей накапливаться здесь более чем десятку единиц техники. Потолок над ней был намного выше, чем в тоннеле, а по периметру в стенах на уровне второго этажа чернели темные проемы, в которых было бы очень удобно организовать огневые точки. Возможно, когда-то они там и находились, и все вновь прибывающие тотчас попадали под прицел крупнокалиберных пулеметов, но сейчас на нас с Ткачом уставилось лишь несколько летучих мышей, висящих вниз головой под сводами этих рукотворных гротов. Впрочем, мой напарник не мог видеть и этого, не посветив туда фонарем. От света же крылатые грызуны шуганулись в разные стороны, напугав Ткача и заставив расхохотаться над этим меня. Что в свою очередь привело напарника в ярость.
— Заткнись, — зашипел он. — Может вон там, за углом нас уже поджидают.
— Там карман для автотранспорта, — я направил луч фонаря на схему этого уровня, закрепленную на стене, возле которой мы стояли. — Если кто и затаился, то вон за той дверью, где лестница, или в гараже. Но там, вряд ли. Поверь, Алексей, сейчас вокруг нас на многие километры нет ни одной живой души, если не считать Альбертика.
— То есть ты хочешь сказать, что они все умерли? — Ткач снял рукавицу и почесал бороду, видимо, серьёзно призадумавшись.
— Хорошо бы. Но те, кто здесь выжил, могли и уйти, например, на восток, прихватив с собой все самое ценное.
— Бля! — расстроился Алексей.
— Не переживай, — успокоил я его. — Если все, что я слышал о таких местах правда, то они были не в состоянии утащить даже десятую… нет, даже сотую часть добра, хранящегося здесь. А если и утащили, то и к лучшему. За все эти годы сожрали бы и попортили в разы больше.
— А если они все еще здесь? — вернулся к своей паранойе мой напарник.
Попав внутрь, он вообще как-то сдулся, хотя, казалось бы, до счастливого финала осталось всего ничего. Единственным на данный момент обстоятельством, способным поднять ему настроение, было отсутствие необходимости постоянно ходить в наморднике и стряхивать с него лед, образующийся от дыхания. В наших кухлянках, унтах, меховых штанах и треухах уже было жарко. Ткач полностью рассупонился и, скатав всю теплую одежду в один тюк, приторочил его к рюкзаку. Я поступил точно также. Единственный кому все было фиолетово — это Красавчик. Устав гоняться за летучими мышами, он раздобыл где-то крысу и принялся со страшным хрустом ее жрать, устроившись возле грузовой клети.
Я подошел к нему и отвесил хорошего пинка. Этот паразит постоянно исчезает с горизонта, когда так нужна его помощь, а все остальное время крутится под ногами, мешая думать и создавая лишний шум.
— Да-а-а, впечатляет! — ставшая хрупкой сетка ограждения клети не выдержала прикосновения моей руки и осыпалась внутрь бездонной шахты. Рядом на многие десятки метров под землю уходила еще одна такая же, перекрытая грузовой платформой, висящей на стальных канатах сомнительной прочности.
— Ну что, вниз? — как-то неуверенно предложил Ткач.
— Сначала наведаемся в гараж, — я перехватил дробовик поудобнее и направился к воротам. Перед ними отчетливо просматривались следы шин, которые не смогло стереть даже время. — Прикрой, если что.
— Принято.
Нам повезло, что толстая плита ворот, коими тут перегораживались все отсеки, уже была отведена в сторону. Иначе о поездке с ветерком в обратном направлении можно было бы забыть. При беглом осмотре этой конструкции сразу стало понятно, что брошенные на произвол судьбы механизмы не то чтобы пришли в негодность, а превратились в груду ржавого железа. Шестерни и муфты просто намертво приварились друг к другу.
— Не нравится мне это, — пробормотал Ткач. — Если в хранилище все в таком состоянии, то нам тут ничего не светит.
— Не кипишуй. Даже если нам с тобой удастся вытащить отсюда по рюкзаку золотых зубов с местных жмуров, считай, уже не зря все это затеяли. А там отожмем у манси упряжку собак и домой.
— Ха-ха-ха, как смешно. Пытаешься плоскими шуточками снять свое нервное напряжение? Лучше подрочи в углу или найди уже обещанное бухло и вместе оттянемся.
— Без твоей помощи тут никак. Твой нос должен вывести нас к складу горячительного. Таков был мой план с самого начала. А вообще-то, по правде говоря, я тебе ничего не обещал. Скорее это ты заманил меня сюда, прощелыга, — я засмеялся собственной шутке и оттолкнулся от массивной створки. Она неожиданно легко отошла к самой стене, наполняя пространство подземного паркинга душераздирающим скрежетом. Ткач первым шагнул внутрь гаража и, не сдержавшись, присвистнул, хотя еще недавно шипел на меня за громкий разговор.
Удивляться тут действительно было чему. Стройными рядами вдаль уходили покрывшиеся пылью десятилетий машины. Правый ряд начинался с покрашенных в красный цвет грузовиков. Некоторые из них имели сверху нечто вроде лестниц, а у других вместо обычного кузова были цистерны. Все-таки странные люди раньше жили. Ну нахера так разукрашивать машины? В такое ярко красное пятно попадет даже малец, недавно взявший автомат в руки.
За странными грузовиками шли не менее цветастые вездеходы. Мне особенно понравился один с говорящим названием "Тайга". Не устраивал только его ярко оранжевый окрас, светящийся в луче фонаря даже под толстым слоем пыли.
За вездеходами и прицепами к ним стояли грузовики и легковушки уже правильной защитной окраски а из ряда напротив луч фонаря выхватывал тупые морды броневиков разной масти. Не было тут разве что танков. Мы с Ткачом медленно шли вдоль этого гигантского автопарка, который сам по себе мог бы принести целое состояние, если б не одно "но". Все эти железяки никогда никуда больше не поедут. Ржавчина местами насквозь проела их бока, покрышки превратились в труху, время и сырость завершили то, что не успели сделать люди. А они тут тоже постарались, это было видно по отсутствию некоторых деталей и целых частей автомобилей. Вот, например, в движке скуластого грузовика с буквами "ЗИЛ" явно кто-то копался, лишив его доброй половины агрегатов. От трактора и вовсе остался только каркас. Таких калек, гниющих по канавам возле деревень, я видел дофига и больше. Один хитромудрый крестьянин приспособит коленвал от умершей техники к колодцу, другой определит кабину под сортир, третий армирует дом-крепость траками. Вопрос только в том, растащили здешнюю технику в стародавние времена или кто-то продолжает делать это и сейчас? Возник он у меня, потому что в дальнем углу второго отсека гаража стояла совсем целая техника и без явных следов увядания. Конечно, у колесной тоже не было резины, но вот на гусеничную хоть прямо сейчас садись и езжай, предварительно протерев стекла и зарядив аккумуляторы, естественно. Это если считать, что внутри все в ажуре.